Тимей, Критий, Сократ, Гермократ
Тимей. Ах, Сократ, как радуется путник, переведя дух после долгого пути,
такую же радость чувствую сейчас и я, доведя до конца свое рассуждение.
Богу же, на деле пребывающему издревле, а в слове возникшему ныне, недавно,
возношу молитву: пусть те из наших речей, которые сказаны как должно,
обратит он нам во спасение, а если мы против воли что-то сказали нескладно,
да будет нам должная кара! А должная кара для поющего не в лад состоит в
том, чтобы научить его ладу; итак, дабы впредь мы могли вести правильные
речи о рождении богов, пусть будет в ответ на нашу мольбу даровано нам
целительное снадобье, изо всех снадобий совершеннейшее и наилучшее, -
знание! Сотворив же молитву, по уговору передаем слово Критию.
Критий. Принять-то слово я приму, Тимей, но, как ты сам вначале испрашивал
снисхождения, ссылаясь на необъятность твоего предмета, так и я сделаю то
же самое. Принимая во внимание, о чем мне предстоит говорить, я думаю, что
вправе требовать еще большего снисхождения. Сам знаю, что просьба моя,
пожалуй, тщеславна и не в меру странна, однако ж приходится ее высказать.
Тебе-то хорошо: кто, находясь в здравом уме, возьмется доказывать, что ты
говорил неправильно? Но моя задача, как я попытаюсь доказать, труднее, а
потому и требует большего снисхождения.
Видишь ли, Тимей, тому, кто говорит с людьми о богах, легче внушить к
своим речам доверие, нежели тому, кто толкует с нами о смертных, ибо,
когда слушатели лишены в чем-то опыта и знаний, это дает тому, кто вздумает
говорить перед ними об этом, великую свободу действий. А уж каковы паши
сведения о богах, это мы и сами понимаем. Чтобы яснее показать, что я имею
в виду, приглашаю вас вместе со мной обратить внимание вот на какую вещь.
Все, что мы говорим, есть в некотором роде подражание и отображение; между
тем, если мы рассмотрим работу живописцев над изображением тел божественных
и человеческих с точки зрения легкости или трудности, с которой можно
внушить зрителям видимость полного сходства, мы увидим, что, если дело идет
о земле, горах, реках и лесе, а равно и обо всем небосводе со всем сущим на
нем и по нему идущим, мы бываем довольны, если живописец способен хоть
совсем немного приблизиться к подобию этих предметов; и, поскольку мы не
можем ничего о них знать с достаточной точностью, мы не проверяем и не
изобличаем написанного, но терпим неясную и обманчивую тенепись. Напротив,
если кто примется изображать наши собственные тела, мы живо чувствуем
упущения, всегда бываем очень внимательны к ним и являем собою суровых
судей тому, кто не во всем и не вполне достигает сходства.
То же самое легко усмотреть и относительно рассуждений: речи о небесных и
божественных предметах мы одобряем, если они являют хоть малейшую вероятность,
речи о смертном и человеческом дотошно проверяем. А потому вам должно иметь
снисхождение к тому, что я ныне без всякой подготовки имею сказать, если я
и не смогу добиться во всем соотв... |