Dicebant mihi sodales, si sepulchrum amicae
vlsitarem, euros meas aliquantulum fore levatas. -
Ebn Zaiat
{Мне говорили собратья, что, если я навещу могилу подруги, горе мое
исцелится (лат.) - Ибн-Зайат {1*}.}
Печаль многосложна. И многострадальность человеческая необъятна. Она
обходит землю, склоняясь, подобно радуге, за ширь горизонта, и обличья ее
так же изменчивы, как переливы радуги; столь же непреложен каждый из ее
тонов в отдельности, но смежные, сливаясь, как в радуге, становятся
неразличимыми, переходят друг в друга. Склоняясь за ширь горизонта, как
радуга! Как же так вышло, что красота привела меня к преступлению? Почему
мое стремление к мирной жизни накликало беду? Но если в этике говорится, что
добро приводит и ко злу, то так же точно в жизни и печаль родится из
радости. И то память о былом блаженстве становится сегодня истязательницей,
то оказывается, что причина - счастье, которое могло бы сбыться когда-то.
При крещении меня нарекли Эгеем, а фамилию я называть не стану. Но нет
в нашем краю дворцов и покоев более освященных веками, чем сумрачные и
угрюмые чертоги, перешедшие ко мне от отцов и дедов. Молва приписывала нам,
что в роду у нас все не от мира сего; это поверье не лишено оснований, чему
свидетельством многие причуды в устройстве нашего родового гнезда, в росписи
стен парадного зала и гобеленах в спальных покоях, в повторении
апокрифических изображений каких-то твердынь в нашем гербовнике, а еще
больше в галерее старинной живописи, в обстановке библиотеки и, наконец, в
необычайно странном подборе книг в ней.
С этой комнатой и с ее книгами у меня связано все с тех пор, как я
помню себя; с книгами, о которых, однако, я не стану говорить. Здесь умерла
моя мать. Здесь появился на свет я. Но ведь так только говорится, - словно
раньше меня не было совсем, словно душа моя уже не жила какой-то предыдущей
жизнью. Вы не согласны? Не будем спорить. Сам я в этом убежден, а убеждать
других не охотник. Живет же в нас, однако, память о воздушных образах, о
взорах, исполненных глубокого, духовного смысла, о звуках мелодичных, но
печальных; и от нее не отделаешься, от этой памяти, подобной тени чего-то,
неясной, - изменчивой, ускользающей, робкой; и, как и без тени, я не мыслю
без нее своего существования, пока солнце моего разума светит.
В этой вот комнате я и родился. И поскольку, едва опомнившись после
долгой ночи кажущегося - но только кажущегося - небытия, я очнулся в
сказочных пределах, во дворце воображения, сразу же одиноким схимником мысли
и книгочеем, то ничего нет удивительного, что на окружающую жизнь я смотрел
пристально-неподвижным взглядом, что отрочество свое я провел за книгами,
что, забывшись в грезах, не заметил, как прошла юность; но когда, с годами,
подступившая зрелость ... |
News
