Табарен был очень ценным работником для фирмы "Воздух и свет". В его
натуре счастливо сочетались все необходимые хорошему съемщику качества:
страстная любовь к делу, находчивость, профессиональная смелость и
огромное терпение. Ему удавалось то, что другие считали невыполнимым. Он
умел ловить угол света в самую дурную погоду, если снимал на улице
какую-либо процессию или проезд высокопоставленных лиц. Одинаково хорошо и
ясно и всегда в интересном ракурсе снимал он все заказы, откуда бы ни
пришлось: с крыш, башен, деревьев, аэропланов и лодок. Временами его
ремесло переходило в искусство. Снимая научно-популярные ленты, он мог
часами просиживать у птичьего гнезда, ожидая возвращения матери к голодным
птенцам, или у пчелиного улья, приготовляясь запечатлеть вылет нового роя.
Он побывал во всех частях света, вооруженный револьвером и маленьким
съемочным аппаратом. Охоты на диких зверей, жизнь редких животных, битвы
туземцев, величественные пейзажи, - все проходило перед ним, сперва в
жизни, а затем на прозрачной ленте, и сотни тысяч людей видели то, что
видел сперва один Табарен.
Созерцательный, холодный и невозмутимый характер его как нельзя более
отвечал этому занятию. С годами Табарен разучился принимать жизнь в ее
существе; все происходящее, все, что было доступно его наблюдению,
оценивал он как годный или негодный материал зрительный. Он не замечал
этого, но бессознательно всегда и прежде всего взвешивал контрасты света и
теней, темп движения, окраску предметов, рельефность и перспективу.
Привычка смотреть, своеобразная жадность зрения была его жизнью; он жил
глазами, напоминая прекрасное, точно зеркало, чуждое отражаемому.
Табарен зарабатывал много, но с наступлением войны дела его
пошатнулись. Фирма его лопнула, другие же фирмы сократили операции.
Содержание семьи стало дорого, вдобавок пришлось уплатить по нескольким
спешно предъявленным векселям. Табарен остался почти без денег; похудевший
от забот, часами просиживал он в кафе, обдумывая выход из тягостного,
непривычного положения.
- Снимите бой, - сказал однажды ему знакомый, тоже оставшийся не у дел
съемщик. - Но только не инсценировку. Снимите бой настоящий, в десяти
шагах, со всеми его непредвиденными натуральными положениями. За негатив
дадут прекрасные деньги.
Табарен почесал лоб.
- Я думал об этом, - сказал он. - Единственное, что останавливало меня,
- это семья. Опасности привыкли ко мне, а я к ним, но быть убитым, оставив
семью без денег, - нехорошо. Во-вторых, мне нужен помощник. Может
случиться, что, раненный, я брошу вертеть ленту, а продолжать нужно.
Наконец, вдвоем безопаснее и удобнее. В-третьих, надо получить разрешение
и пропуск.
Они замолчали. Знакомого Табарена звали Ланоск; он был поляк, с детства
живущий за границей. Настоящую фамилию его: "Ланской" - французы
передела... |