- Вон он!
Оба подались вперед. От их тяжести вертолет накренился. Под ними
неслась линия берега.
- Не он. Просто валун, покрытый мхом...
Пилот поднял голову, словно делая знак вертолету подняться выше,
повернуться на месте и помчаться прочь. Белые скалы Дувра исчезли. Теперь
внизу расстилались зеленые луга, и, подобная ткацкому челноку, огромная
стрекоза стала сновать взад-вперед в ткани зимы, обволакивавшей лопасти.
- Стой! Вот он! Спускайся!
Вертолет начал падать вниз, трава ринулась ему навстречу. Человек,
сидевший рядом с пилотом, откинул, ворча, в сторону закрепленный на
шарнирах прозрачный купол и неловкими движениями, будто суставы его
нуждались в смазке, спустился из кабины на землю. Побежал. Почти сразу
выдохся и, замедлив бег, срывающимся голосом закричал в налетающие порывы
ветра:
- Гарри!
Одетая а лохмотья фигура, поднимавшаяся вверх по склону, споткнулась,
услышав его крик, и бросилась бежать, крича в ответ:
- Я не сделал ничего плохого!
- Да ведь я Сэм Уэллес, Гарри! Я не полицейский!
Убегавший от него старик сперва замедлил бег, потом, вцепившись руками
в перчатках в свою длинную бороду, замер на самом краю скалы, над морем.
Сэмюэл Уэллес, ловя ртом воздух, добрался до него наконец, но не
дотронулся из страха, как бы тот снова не побежал.
- Гарри, черт бы тебя, дурака, побрал! Уже несколько недель прошло! Я
стал бояться, что тебя не найду.
- А я, наоборот, боялся, что ты найдешь меня.
Гарри, чьи глаза были зажмурены, теперь открыл их и посмотрел испуганно
на свою бороду, на свои перчатки, а лотом на своего друга Сэмюзла. Два
старика, седые-седые, продрогшие-продрогшие, на вершине скалы в
декабрьский день, Они знали друг друга так давно, столько лет, что
выражения их лиц переходили от одного к другому и обратно. Рот и глаза у
них поэтому были похожи. Того и другого можно было принять за престарелых
братьев. У того, правда, который вылез из вертолета, из-под темной одежды
выглядывала совсем не подходящая к случаю яркая гавайская рубашка. Гарри
старался не замечать ее.
Так или иначе глаза у обоих в эту минуту увлажнились.
- Гарри, я здесь, чтобы предупредить тебя.
- Это совсем не нужно. Почему ты решил, что я прячусь? Сегодня
последний день?
- Да, последний.
Оба задумались.
Завтра рождество. А сейчас сочельник, вторая половина дня, и отплывают
последние корабли. И Англия, этот камень в море воды и тумана, станет
памятником самой себе, и его испишет своими письменами дождь и поглотит
мгла. С завтрашнего дня остров перейдет в безраздельное владение чаек. А в
июне - еще и миллионов бабочек-данаид, что вспорхнут и праздничными
процессиями направятся к морю.
Не отрывая взгляда от берега и набегающих волн, Гарри сказал:
- Так, значит, к закату на острове не останется ни одного чертова
глупого дурака?
- В общем.... |