В сумеречном вечернем воздухе на террасе часто-часто сверкали иголки, и
казалось, это кружится рой серебристых мошек. Губы трех женщин беззвучно
шевелились. Их тела откидывались назад, потом едва заметно наклонялись
вперед, так что качалки мерно покачивались, тихо скрипя. Все три смотрели на
свои руки так пристально, словно вдруг увидели там собственное, тревожно
бьющееся сердце.
-- Который час?
-- Без десяти пять.
-- Надо уже идти лущить горох для обеда.
-- Но... -- возразила одна из них.
-- Верно, я совсем забыла. Надо же...
Первая женщина остановилась на полуслове, опустила на колени руки с
вышиванием и посмотрела через открытую дверь, через дышащую безмолвным уютом
комнату в притихшую кухню. Там, на столе, ожидая, когда ее пальцы выпустят
чистенькие горошины на волю, лежала кучка изящных упругих стручков. И ей
казалось, что она в жизни не видела более яркого воплощения домовитости.
-- Иди лущи, если тебе от этого будет легче на душе, -- сказала вторая
женщина.
-- Нет, -- ответила первая, -- не хочу. Никакого желания.
Третья женщина вздохнула. Она вышивала розу, зеленый лист, ромашку и
луг. Иголка то появлялась, то скова исчезала.
Вторая женщина делала самый изысканный, тонкий узор, ловко протыкала
материю, безошибочно ловила иглу и посылала обратно, заставляя ее
молниеносно порхать вверх-вниз, вверх-вниз. Зоркие черные глаза чутко
следили за каждым стежком. Цветок, мужчина, дорога, солнце, дом -- целая
картина рождалась под ее руками, чудесный миниатюрный ландшафт, подлинный
шедевр.
-- Иногда думается, в руках все спасение, -- сказала она, и остальные
кивнули, так что кресла вновь закачались.
-- А может быть, -- заговорила первая женщина, -- душа человека обитает
в его руках? Ведь все, что мы делаем с миром, мы делаем руками. Порой мне
кажется, что наши: руки не делают и половины того, что следовало бы, а
головы и вовсе не работают.
Они с новым вниманием посмотрели на то, чем были; заняты руки.
-- Да, -- согласилась третья женщина, -- когда вспоминаешь свою жизнь,
то видишь в первую очередь руки и то, что они сделали, а потом уже лица.
Они посчитали в уме, сколько крышек поднято, сколько; дверей отворено и
затворено, сколько цветов собрано, сколько обедов приготовлено торопливыми
или медлительными -- в соответствии с характером и привычкой -- руками.
Оглядываясь на прошлое, они видели словно воплощенную мечту чародея: вихрь
рук, распахивающиеся двери, поворачивающиеся краны, летающие веники,
ожившие розги. И единственным звуком был шелест порхающих розовых рук, все
остальное было как немой сон.
-- Не будет обеда, который надо приготовить, ни сегодня, ни завтра, ни
послезавтра, -- сказала третья женщина.
-- Не будет окон, которые надо открывать и закрывать.
-- Не будет угля, который надо бросать в печь в подвале, как на... |
News
