Было душно, хотелось устроить сквозняк, но все время
кто-нибудь закрывал дверь. Я устал. Настолько, что минут пять,
прежде чем поднять трубку, старался придумать правдоподобный
предлог, который помешает мне увидеть Катрин. А потом, когда
набирал номер, я вообразил, что Катрин сейчас скажет, что не
сможет со мной встретиться, потому что у нее собрание. Катрин
сама сняла трубку и сказала, что я мог бы позвонить и пораньше.
Возле стола с телефоном остановился Крогиус, положил на стол
сумку с консервами и сахарным песком == он собирался на дачу.
Он стоял и ждал, пока я не закончу разговор, жалобно глядя на
меня. Катрин говорила тихо.
-- Что? -- спросил я.-- Говори громче.
-- Через сорок минут,-- сказала Катрин.-- Где всегда.
-- Все,-- кивнул я Крогиусу, положив трубку.-- Звони.
-- Спасибо,-- обрадовался Крогиус.-- А то жена с работы
уйдет.
У входа в лабораторию меня поджидала девочка из
библиотеки. Она сказала, что у меня за два года не плачены
взносы в Красный Крест и еще что мне закрыт абонемент, потому
что я не возвратил восемь книг. Я совсем забыл об этих книгах.
По крайней мере две из них взял у меня Сурен. А Сурен уехал в
Армению.
-- Вы будете выступать в устном журнале? -- спросила меня
девочка из библиотеки.
-- Нет,-- ответил я и улыбнулся ей улыбкой Ланового. Или
Жана-Поля Бельмондо.
Девочка сказала, что я великий актер, только жалко, что не
учусь, и я сказал, что мне не надо учиться, потому что я и так
все умею.
-- С вами хорошо,-- вздохнула девочка.-- Вы добрый
человек.
-- Это неправда,-- сказал я.-- Я притворяюсь.
Девочка не поверила и ушла почти счастливая, хотя я ей не
врал. Я притворялся. Было душно. Я пошел до Пушкинской пешком,
чтобы убить время. У зала Чайковского продавали гвоздики в
киоске, но гвоздики были вялыми, к тому же я подумал, что, если
мы пойдем куда-нибудь с Катрин, я буду похож на кавалера. Мной
овладело глупое чувство, будто все это уже было. И даже этот
осоловелый день. И Катрин так же ждет меня на полукруглой
длинной скамье, а у ног Пушкина должны стоять горшки с жухлыми
цветами и вылинявший букетик васильков.
Так оно и было. Даже васильки. Но Катрин опаздывала, и я
сел на пустой край скамьи. Сюда не доставала тень кустов, и
потому никто не садился. В тени жались туристы с покупками, а
дальше вперемежку сидели старички и те, вроде меня, которые
ожидали. Один старичок громко говорил соседу:
-- Это преступление -- быть в Москве в такую погоду,
преступление.
Он сердился, будто в этом преступлении кто-то был виноват.
Катрин пришла не одна. За ней, вернее, рядом, шел большой,
широкий мужчина с молодой бородкой, неудачно приклеенной к
подбородку и щекам, отчего он казался обманщиком. На мужчине
была белая фуражечка, а если бы было прохладнее, он надел бы
замшевый пиджак. Я смотрел на мужчин... |
News
