Незачем рассказывать, каким путем нижеследующие письма попали к нам в
руки. Они показались нам любопытными, нравоучительными и назидательными.
Мы их печатаем без всяких изменений, опуская лишь некоторые собственные
имена и несколько мест, не имеющих отношения к случаю с аббатом Обеном.
1
Г-жа де П. к г-же де Ж.
Нуармутье, ...ноября 1844
Я обещала тебе писать, моя дорогая Софи, и держу слово; да это и
лучшее, чем я могла бы занять эти длинные вечера. Из моего последнего
письма ты знаешь, как вдруг я убедилась одновременно и что мне тридцать
лет, и что я разорена. Первое из этих несчастий, увы, непоправимо. Со
вторым мы миримся довольно плохо, но как-никак миримся. Чтобы привести в
порядок наши дела, нам необходимо прожить по меньшей мере два года в этом
мрачном замке, откуда я тебе пишу. Я была неподражаема. Как только мне
стало известно положение наших финансов, я предложила Анри переселиться
ради дешевизны в деревню, и через неделю мы были в Нуармутье. Я не стану
тебе описывать наше путешествие. Уже много лет мне не приходилось бывать
так долго наедине с мужем. Разумеется, оба мы были в довольно дурном
расположении духа, но, так как я твердо решила ничем этого не
обнаруживать, все обошлось хорошо. Ты знаешь мои "великие решения" и
знаешь, умею ли я их выполнять. Вот мы и на новоселье. В отношении
живописности Нуармутье не оставляет желать лучшего. Леса, скалы, море в
четверти мили. У нас четыре толстые башни, со стенами в пятнадцать футов
толщиной. В амбразуре одного из окон я устроила себе кабинет. Моя
гостиная, длиной в шестьдесят футов, украшена ковром "с зверями"; она
поистине великолепна, когда в ней горят восемь свечей: таково праздничное
освещение. Я умираю от страха всякий раз, когда прохожу по ней после
захода солнца. Все это, само собой разумеется, очень плохо обставлено.
Двери не запираются, обшивка трещит, ветер свищет, и море шумит самым
зловещим образом. Однако я начинаю привыкать. Я прибираюсь, чиню, сажаю; к
холодам у меня будет сносный бивак. Ты можешь быть уверена, что к весне
твоя башня будет готова. Ах, если бы ты была уже в ней! Нуармутье хорош
тем, что у нас нет никаких соседей. Одиночество полное. Гостей у меня,
слава богу, не бывает, кроме нашего кюре, аббата Обена. Это очень тихий
молодой человек, хоть у него густые брови дугой и большие черные глаза,
как у предателя из мелодрамы. Прошлое воскресенье он говорил нам
проповедь; для провинциальной проповеди - довольно недурно, и притом точно
на заказ: что "несчастие является благодеянием промысла, очищающим наши
души". Пусть так! В таком случае мы должны быть благодарны честному
маклеру, который пожелал нас очистить, похищая у нас наше состояние. До
свидания, моя дорогая. Привезли мой рояль и груду ящиков. Иду получать их.
P.S. Я распечатываю письмо, чтобы поблагода... |