Где же весь мир в день моего рождения? Где электрические фонари Москвы?
люди? Небо? За окошками нет ничего! Тьма...
Мы отрезаны от людей. Первые керосиновые фонари от нас в девяти верстах
на станции железной дороги. Мигает там, наверное, фонарик, издыхает от
метели. Пройдет в полночь с воем скорый в Москву и даже не остановится - не
нужна ему забытая станция, погребенная в буране. Разве что занесет пути.
Первые электрические фонари в сорока верстах, в уездном городе. Там
сладостная жизнь. Кинематограф есть, магазины. В то время как воет и валит
снег на полях, на экране, возможно, плывет тростник, качаются пальмы, мигает
тропический остров.
Мы же одни.
- Тьма египетская, - заметил фельдшер Демьян Лукич, приподняв штору.
Выражается он торжественно, но очень метко. Именно египетская.
- Прошу еще по рюмочке, - прнгласил я. (Ах, не осуждайте! Ведь врач,
фельдшер, две акушерки, ведь мы тоже люди! Мы не видим целыми месяцами
никого, кроме сотен больных. Мы работаем, мы погребены в снегу. Неужели же
нельзя нам выпить по две рюмки разведенного спирту по рецепту и закусить
уездными шпротами в день рождения врача?)
- За ваше здоровье, доктор! - прочувственно сказал Демьян Лукич.
- Желаем вам привыкнуть у нас! - сказала Анна Николаевна и, чокаясь,
поправила парадное свое платье с разводами.
Вторая акушерка Пелагея Ивановна чокнулась, хлебнула, сейчас же присела
на корточки и кочергой пошевелила в печке. Жаркий блеск метнулся по нашим
лицам, в груди теплело от водки.
- Я решительно не постигаю, - заговорил я возбужденно и глядя на тучу
искр, взметнувшихся под кочергой, - что эта баба сделала с белладонной. Ведь
это же кошмар!
Улыбки заиграли на лицах фельдшера и акушерок.
Дело было вот в чем. Сегодня на утреннем приеме в кабинет ко мне
протиснулась румяная бабочка лет тридцати. Она поклонилась акушерскому
креслу, стоящему за моей алиной, затем из-за пазухи достала широкогорлый
флакон и запела льстиво:
- Спасибо вам, гражданин доктор, за капли. Уж так помогли, так
помогли!.. Пожалуйте еще баночку.
Я взял у нее из рук флакон, глянул на этикетку, и в глазал у меня
позеленело. На этикетке было написало размашистым почерком Демьяна Лукича.
"Тинцт. Белладонн..." и т.д. "16 декабря 1917 года".
Другими словами, вчера я выписал бабочке порядочную порцию белладонны,
а сегодня, в день моего рождения, 17 декабря, бабочка приехала с сухим
флаконом и с просьбой повторить.
- Ты... ты... все приняла вчера? - спросил я диким голосом.
- Все, батюшка милый, все, - пела бабочка сдобным голосом, - дай вам
бог здоровья за эти капли... полбаночки как приехала, а полбаночки - как
спать ложиться. Как рукой сняло...
Я прислонился к акушерскому креслу.
- Я тебе по скольку капель говорил? - задушенным голосом заговорил я. -
Я тебе по пять капель... Что же ты го... |
News
